Спасать как дышать.
Нервы большого города всегда на грани срыва.
доступа к главной тайне большого города, которая заключается в том, что его надо постоянно спасать, каждый день, иначе — прогрессирующий апокалипсис. Осознавать такую правду ежеминутно — невыносимо. Корреспондент «РР», которого взяли волонтером в поисково-спасательный отряд, выдержал только неделю.
Улица Нижние Поля, дом 29, — база поисково-спасательного отряда № 4 по Юго-Восточному округу Москвы. Начальник второй смены Дмитрий Большаков стоит у открытого окна.
— Хорошо фигачит! — улыбается он в усы, крепко сбитый, невысокий.
Так ухмыляется в лицо сопернику борец перед схваткой. Вдалеке из-за крыш многоэтажек спального района в серое утреннее небо входит столб черного дыма. На столе оперативного дежурного громко вразнобой трещат несколько радиостанций:
— Автоцистерна следовала… Разлив бензина… Возгорание… Первый Котляковский переулок…
Дмитрий облокачивается на подоконник.
— Вась! Смотри, как бензовоз горит! — кричит он во двор с высоты второго этажа.
Под окном стоят два микроавтобуса. Василий До, русский спасатель с корейскими корнями, выглядывает из-под газовского капота.
— Помогать не надо?
— Да вроде не запрашивают…
На кушетке у входа в оперативку лежит с книгой Владимир Громов, начальник час назад заступившей на дежурство первой смены, один из старейшин отряда. Худощавый, загорелый, гибкий, с быстрыми движениями, несмотря на свои пятьдесят семь и перманентную сигарету в зубах. Десять минут назад его смена вернулась «в команду», отработав заявку «Трупный запах за дверью». Теперь спасатель Геннадий Шатохин заполняет графу «Проделанная работа» в журнале вызовов: «Вскрыли металлическую дверь. В квартире …»
Геннадий — невысокий, худой, ловкий человек с бледным лицом. На его столе основной телефон, сюда поступают заявки из Центра управления кризисными ситуациями (ЦУКС). За спиной висит карта ЮВАО — территории ответственности 4-го отряда, более миллиона человек. Вверху цифры: 1, 1А, 2, 3, 4, 5.
Степени 1 и 1А — самые распространенные. Это двери, захлопнувшиеся за малолетними детьми или беспомощными стариками, затянувшиеся попытки суицида, небольшие пожары и ДТП — весь перманентный озноб большого города. Унимать его — ежедневный рутинный труд спасателя. Хватает сил одного отряда на округ, с пятью бойцами в дежурной смене.
Далее степени 2, 3, 4. Количество задействованных сил и средств стремительно растет. Потолок — пятерка: таких ЧС спасслужбы Москвы могут одновременно выдержать не более двух. 25 февраля 1977 года так горела гостиница «Россия»: 42 погибших и более тысячи спасенных — этот пожар вошел в историю, спасоперация детально описана во всех учебниках пожарного дела.
…Дым вдалеке начинает потихоньку рассеиваться.
— Быстро они бензовоз побороли, — говорит Дмитрий.
Почти одновременно из динамика радиостанции доносится:
— «Поиск-71» — «Поиску-7». Работу закончили. Пострадавших нет. Возвращаемся в команду.
Геннадий Шатохин отлучается на кухню заварить чашку чая, Громов садится на его место.
— Слыхал, Мишу-то опять в реанимацию перевели, — говорит Дмитрий. — Я у него в субботу был.
Тема грустная. Их командир, начальник ПСО № 4 Михаил Антоненко, известный и уважаемый в кругах спасателей человек, попал в больницу с инфарктом. Профессиональное заболевание спасателя.
— А-а-а… — с грустью махнул рукой Громов и переменил тему: — Как там наши на соревнованиях?
— Хреново. Первые два дня слили. Остался последний этап, в Апаринках.
Раньше спасатели много говорили о деньгах. Теперь в основном о работе. Большинство столичных спасателей теперь зарабатывают хорошо, хотя по-прежнему живут не на одну зарплату. Так исторически сложилось. До 2003 года им платили копейки. Рабочий график — сутки через четверо. Понятно, ни один нормальный мужик при таком раскладе на одном месте не усидит. За последние годы зарплата
поднялась до 40–50 тысяч. Но привычка подрабатывать осталась.
— Четвертый отряд, Шатохин!.. Да, здравствуйте… Куда упала?.. Котенок?! — и гораздо спокойнее, но как-то обреченно: — Далеко это?.. Какой дом?.. Да, выезжаем.
— Котенок небось в вентиляцию угодил?
— Ага, четвертые сутки орет, людям спать мешает. Шатурская, 17. ЦУКС высылает.
Спасение Лексуса
…Тихий зеленый переулок. Машина тормозит у подъезда панельной многоэтажки.
— «Поиску-4» — «Поиск-41», — Громов передает по рации на базу. — На месте. Разведка.
— Принято.
На ступеньках подъезда стоит упитанная блондинка, ладошки сложены на груди, глаза красные, невыспавшиеся.
— Орет, как новорожденный, третьи сутки бабушку из четвертой квартиры мучает. Я над ней живу, у меня тоже слышно. Да так громко, заснуть не могу! Он же там один, маленький...
Громов с блондинкой поднимаются по лестнице. Следом, прихватив слесарку, идет Владимир. Слышно, как кто-то самоотверженно долбит стену перфоратором. Дверь в четвертой квартире открыта нараспашку. Бабушка в шлепанцах и цветастом халатике выходит навстречу. В растерянных, усталых глазах мелькает искорка надежды:
— Наконец-то! Заходите, проходите…— бабушка проводит спасателей на кухню. — Это что-то ужасное! И ночью, и днем! Вот, слышите? Вскрывайте, ломайте, делайте что хотите! Я так устала, так устала, годы мои-ии-ии…
— Не волнуйся, бабуль, вытащим мы его, — взбирается на мойку Громов. — Кыс-кыс-кыс… — шепчет он в вытяжку. Секундное затишье, и еще более отчаянное: «Мяу-мяу-мяу…»
— Непонятно, внизу или вверху. Пойдемте у вас послушаем, — обращается Громов к блондинке.
По пути на четвертый этаж к спасателям присоединяются представители ДЭЗа: начальник, седой мужчина с дипломатом в руке, и улыбающийся инженер по эксплуатации с сумкой-почтальонкой через плечо.
— Чертежи вентиляции имеются?
— Да где ж их взять? — разводит руками инженер. — Дому 35 лет уже.
В квартире блондинки Громов вновь взбирается на мойку. Затаив дыхание, прислушивается.
— Мяууу-мяууу.. — доносится издалека.
— По-любому вентиляцию у бабули ломать придется, — вздыхает Володя. — Вообще-то, все, что мы тут сейчас делаем, этот дядя из ДЭЗа мог организовать сам. Если мы из-за этого котенка опоздаем на ДТП, где человек будет погибать, это будет неправильно, правда? Толян, машину открой, я «хулиган» возьму. Может, и перфоратор прихватить?
Блондинка краснеет, на глаза наворачиваются слезы.
— Да я всю ночь на телефоне просидела! Да я куда только не звонила, никому нет дела! Да я вообще не разделяю, котенок это или человек!
Глаза Громова округляются:
— Вообще-то… человек… — он даже не находит, что ответить. Но, сообразив, что спорить бесполезно, переходит на снисходительный тон. — Вас как зовут?
— Оля.
— Оля, родная моя, вы видите, мы все делаем. Но! Если бы вы этому дяде из ДЭЗа вцепились в горло, он бы сейчас ходил и искал котенка со своими работягами… — Громов не договорил. Подошел закончивший инструктаж начальник ДЭЗа.
— Ребят, я, к своему сожалению, вынужден отлучиться — дела. Удачи вам!
— Тьфу ты, — сплевывает Громов.
Но с перфоратором решили повременить. Громова осенило: нужно опустить в вентиляцию кусок ткани, котенок зацепится, и его можно будет вытащить. Следующие десять минут уходят на попытки переквалифицироваться из спасателей в дрессировщики. Результат нулевой: котенок с «крючка» постоянно срывается.
— Не расстраивайтесь, бабуль, ЖЭК вам все дырки замажет.
— ЖЭК ни черта не будет делать! — бабушка стукает ладошкой по столу.
Тут за дверью раздается женский голос.
— Это наш, это наш! — на кухню заглядывает женщина лет сорока. За ее спиной прячутся девчонка и паренек-очкарик, явно злоупотребляющий компьютерными играми. — Вы еще ничего не разрушили? А мы так уж всю стену раздолбали.
— Так вот кто перфоратором работал! Хе-хе. Ну, пойдемте, посмотрим, что вы там натворили, — выкидывает бинт в урну Громов.
В лифте женщина рассказывает все по порядку:
— Мы на десятом живем, недавно ремонт завершили. Но строители, сволочи, вентиляционную дырку под ванной заделать забыли. А там его лоточек стоял. Он как шмыгнет туда — и все… Мы сперва под ванну лазили, с ним разговаривали, покушать ставили — думали, проголодается, выйдет. А сегодня утром решились долбить стену со стороны кухни. Раздолбали, заглянули в шахту — ничего не видать. Мы уж хотели ребенка туда опускать.
Громова передергивает:
— Куда?!!
— Туда, в шахту.
— Господь с вами! Там же можно несколько этажей насквозь пролететь! — Громов отводит глаза. Ребенок хлопает глазами то на спасателя, то на маму.
Осмотр места исчезновения котенка ничего не дает. Через пять минут его хозяин с энтузиазмом берется за перфоратор на кухне у бабушки. Бабулю уводят в коридор: ей стало плохо, когда откололся первый кусок стенки. Через минуту неожиданно — при его мощной фигуре — Володя восклицает:
— Ой! Вот он! Мордашку вижу!
Пара белых усиков и розовый носик изо всех сил уперлись в щель с другой стороны. Мяуканье срывается на хрип: «Мяурррххх, мяурррхх…» Кухня тут же наполняется ахами, охами, хлопками в ладоши. Бабушка воскресает и прибегает из коридора. А котенок окончательно шалеет. Он рвется на белый свет всем своим существом: и мордочкой, и ушами, и лапами.
— Сейчас-сейчас, потерпи, страдалец! — приговаривает Громов.
Наконец зверюга взъерошенной искоркой вылетает на волю. Дочка прыгает от радости. Ее братец слегка улыбнулся. Блондинка Ольга — «ути-пути!» — мигом достает мобильный и принимается фотографировать страдальца, который продолжает отчаянно орать, все еще не осознавая своего спасения.
— Как кота зовут?
— Лексус.
— Как?!
— «Поиску-41» — «Поиск-4»! — развеивает благостную атмосферу рация. — Братиславская, дом 16, корпус 1, шестой этаж. Черный дым из окна.
— Следуем!
Завал
Два дня спустя. Ближайшее Подмосковье. Утечка газа. Случайная искра. Взрыв!!!
…Еле слышный стон доносится из глубины зияющего чернотой входа в полуразрушенный подвал. Запах гари, обугленные стены, под ногами какая-то разбросанная промышленная утварь. Пыльные солнечные лучи бьют сквозь бреши в обвалившейся кровле, высвечивают шлемы, защитные очки, респираторные маски и комбинезонные плечи пробирающихся сквозь завалы спасателей из ПСО № 4.
Впереди идет командир пятерки Клим Мартьянов. За ним специалист по обрушениям Вячеслав Степанов. Ира Радионова, в этом году получившая диплом медучилища, крадется следом. За ней пробирается крепкий Александр Кубарев. Он будет «на подсобе»: подносить-уносить инструменты. На поверхности рядом с гидравлической насосной станцией и прочим оборудованием остался Макс Шлычков. Его обязанность — содержать технику в боевой готовности, помогать Александру.
Коридор резко поворачивает вправо. Рухнувшее на бок бетонное перекрытие преграждает дальнейший путь. Источник стона совсем близко.
— Пострадавший номер один — вижу! — сообщает Клим.
Под накренившимся перекрытием, прислонившись стенке, лежит человек. Глаза полузакрыты, бледные губы выдыхают слабый звук. Грудная клетка пробита насквозь куском арматуры. Железный штырь прошел навылет рядом с правым плечом, а значит, не задел сердце и, возможно, пощадил легкие.
Но Клима сейчас больше беспокоит обвалившаяся плита.
— Молоток! Подпорки! Клинья! — командует он.
— Линию сюда! Спрайдер, домкрат! Заводи станцию! — вторит Слава.
По живой цепи их слова мигом достигают Макса. Рык мотора гидравлической насосной станции раздается через секунду. Через пять Клим держит в руках деревянную подпорку и небольшую кувалду, а Слава присоединяет конец тонкого красного шланга, протянутого от станции к спрайдеру (по-русски — разжиму), похожему на гигантские плоскогубцы.
Слава впихивает клещи спрайдера под плиту. Орет: «Давление!!!» Аппарат, натужно скуля, начинает раздвигать клещи. Плита, качнувшись, отрывается от земли, медленно поднимается. При максимальном растворе клещей Клим вставляет подпорку и фиксирует ее. Первая точка опоры готова… Вторая… Третья… Четвертая…
— Плита зафиксирована! Медицина, сюда!
Над пострадавшим тут же вырастает Ира. Ее руки в медицинских перчатках рвут пакеты с антисептическими прокладками. Обработав рану, она достает из нагрудного кармана пачку с бинтом; разрывает зубами, начинает плотно и тщательно бинтовать грудную клетку, захватывая торчащую арматуру.
— Ничего, ничего, все обойдется.
А Слава ломится вперед. Снова поворот. Вновь обвал. На этот раз гораздо серьезнее: две плиты рухнули, перекрыв друг друга буквой «М».
— Вижу второго пострадавшего! — орет Слава.
Точнее, он видит окровавленные ноги, торчащие из-под плит. Просит передать крепеж, клинья, молоток. Возводит в двух местах подпорки. Возвращается помочь медицине.
С первым пострадавшим Ира и Клим уже почти закончили. Ира руководит погрузкой. Пристегивает-затягивает носилочные ремни, надевает на раненого шлем. Пострадавший стонет протяжнее, с хрипотой.
— Втроем выносим! Слава, остаешься. Думай, что дальше! Раз, два, три, взяли! — отдает указания Клим. — Не торопимся! Подпорки не задева…
Поздно! Александр плечом опрокидывает крепеж. Клим, мигом выгнувшись вперед, хватает его одной рукой, удерживает на месте: «Уф-ф-ф-ф-ф-ф!!!»
Тем временем Слава с домкратом в руках подползает на коленях ко второму пострадавшему. Тот лежит без сознания на спине, бедра прикованы к полу серединой бетонной буквы «М».
— Пэобразку сюда!
— У него СДС! Сначала жгуты! — тормозит его Ира.
При синдроме длительного сдавливания (СДС) в обескровленной конечности накапливаются токсины — продукты разрушения мышечных тканей. Резкое возобновление кровотока приводит к быстрому распространению вредных веществ по всему организму. В результате поражение почек, нервной системы, органов дыхания и кровообращения. Поэтому Ира туго затягивает узел резиновой ленты на каждом бедре как можно ближе к месту сдавливания.
— Готово!
— Давление!!!
Бетонная «М» постепенно превращается в «П». Клим наготове с подпорками. Рядом Александр, уже с носилками.
Слава идет дальше, попадает в небольшую комнату. В углах никого. Дальнейший проход плотно забит спрессованной под обвалившейся кровлей мебелью.
— Здесь «сэндвич»! Пилы сюда! Пилим наискосок, треугольником! — орет он, рывком дергая заводной шнур.
Тесная комната наполняется оглушительным ревом, бензиновыми выхлопами. Клим и Слава вонзают пилы в «сэндвич». Облако опилок накрывает их со всех сторон, залепляет очки, респираторные маски; становится трудно дышать.
— А, блин! Заклинило! — Глохнет пила у Славы. Кусок ткани попал в цепь — засорил вращающий механизм.
— Макса сюда!
Макс сразу же садится за починку. Не успевает он реанимировать один аппарат, как Клим вдруг резко выдергивает пилу из завала. Кусок оборванной цепи свисает с рабочего полотна.
— Замена! — отдает пилу Максу. — На арматуру нарвался!
Через минуту Макс заканчивает с починкой. Можно ломиться дальше. Но силы уже на исходе. Комбинезоны взмокли. Движения натруженные, резкие. Пилы снова глохнут, засоряясь тряпьем. Макс не успевает их чинить. Ира уже с минуту просит помощи — для выноса второго пострадавшего. Спасатели устали…
— Тишина!!! Слушать меня!!! — голосом кричащего Левитана разряжает обстановку Клим. — Макс чинит! Саня заводит — подает! Затем оба — к Ире! Слава, пилишь! Я выгребаю! Начали!!!
Громогласный монолог действует на команду, словно разряд дефибриллятора на сердце, когда под воздействием кратковременного импульса тока волокна сердечной мышцы, сокращающиеся болезненно и вразнобой, вновь начинают работать без сбоев и в унисон. У Александра вдруг все завелось, у Макса починилось, а Клим через пять минут вышиб ногами остатки завала и протиснулся вперед.
— Нашел третьего пострадавшего! Дыхание есть! — доносится почти сразу.
Следом лезут Ира и Слава.
— Спинальная травма! — закончив осмотр, ставит диагноз Ира. — Каска, воротник, носилки!
Спинальная травма — повреждение спинного или шейного отделов позвоночника. По всей видимости, пострадавшего швырнуло о стену взрывной волной. Он лежит на спине в сознании, но парализованный. Говорить не может, только испуганно вертит глазами.
Вокруг его шеи закрепляют фиксатор шейного отдела позвоночника. Надевают шлем. Александр подносит носилки.
— Кладем нидерландским мостом! — напоминает Ира.
Так называется прием, когда один придерживает голову и плечи, второй — таз, третий — ноги.
— Раз, два, три — взяли!
Пострадавший номер три вряд ли ощущает, как приподняли и понесли носилки. Он лишь слышит тяжелое дыхание спасателей. Его протаскивают сквозь «сэндвич», через расчищенные завалы, тьму коридора и… ослепительные лучи полуденного солнца! Носилки мягко опускаются на траву.
— Ну ладно, ладно… дальше я сам, — говорит «пострадавший» номер три, встает, отряхивается и отходит в тень под дерево, где уже курит «пострадавший» номер один.
— Ну как? — спрашивает третий первого. — Меня в этот раз чисто вынесли.
— А меня не очень: о крепеж башкой долбанули. Хорошо, что в каске был.
Рядом с креслом валяется киношный пояс, имитирующий «проникающее ранение грудной клетки». К дереву прислонен «пострадавший» номер два — 80-килограммовый манекен, весь в «кровоподтеках» из красной краски. Подходит судейская бригада, оценивающая только что пройденное препятствие. Спасатели сбились в кучу, облизывают сухие губы, сутулят расслабленные плечи, упирают в бока усталые руки. Лица чумазые от пыли и налипших опилок. Комбинезоны можно выжимать.
«Завал» — это финальный этап ежегодного соревнования спасателей Москвы. Прежде чем до него добраться, команда ПСО № 4 уже успела сегодня ликвидировать ЧС на химическом предприятии, вытащить из трехметрового колодца гражданина, снять двух школьников с ЛЭП. А еще — выпилить людей из сжатых в гармошку автомобилей и спасти погорельцев из окон 3-го этажа объятого пламенем дома.
— У вас три балла штрафа за снесенный крепеж, — говорит судья, постукивая карандашом о планшетку с протоколом. — Вы отработали чуть больше восьмидесяти минут. До истечения контрольного времени остается девять.
Собрав последние силы, команда финиширует досрочно, занимая в итоге третье место в общем зачете соревнований.
Выходной день
Жаркое утро, воскресенье, город опустел. Количество ЧС в выходные заметно падает по сравнению с буднями. Но загадывать наперед у спасателей моветон.
Вторая смена заступает на дежурство в составе шести человек. Старший смены Дмитрий Большаков, Василий До, Александр Кубарев и самый пожилой среди них — 49-летний Константин Рыбаков. Плюс два добровольца: девушка Ира, диспетчер «Центроспаса» (не путать с Ирой Радионовой), и курсант Академии гражданской защиты Роман. Оба стремятся попасть в ряды бойцов, и начальная зарплата в 30 тысяч играет здесь не последнюю роль. Поэтому сперва их ждет бесплатная самоотверженная служба в течение года или двух.
В 10.06 получена первая заявка: «Пожилая женщина за дверью. Просит помощи. Волгоградский проезд, дом 197, этаж 9-й». В 10.25 спасатели уже пыхтят, вскрывая стальную дверь. Замок системы «краб» сопротивляется недолго. За дверью на полу лежит бабушка. Несколько часов назад она встала с постели и пошла в ванную, но в коридоре поскользнулась, упала, а встать не смогла. Услышав стоны, соседка набрала 01.
Воздух в квартире спертый, пахнет лекарствами. Спасатели укладывают бабушку на кровать, проветривают комнату, приносят воды. Пытаются вызвонить дочку и соцработника. Безрезультатно. Заглядывают в соседнюю комнату. Там на перинной кровати лежит 90-летняя сестра пострадавшей: она уже давно не встает и почти не говорит. Вызываем «скорую», оставляем соседке переписанные на листок координаты дочки и соцработника. В лифте Большаков спокойно произносит: «Жди по этому адресу заявки “трупный запах за дверью”».
В 12.30 вторая смена помогает бригаде 03. Инсульт у жильца дома 24 по Цимлянской улице. Квартира на 12-м этаже, больной весом больше 150 кг, нужно спустить и погрузить в «скорую».
И вновь радио: Волжский бульвар, дом 13 — обрушился лифт. Когда прибыли на место, ситуация уже была взята под контроль ПСО соседнего округа. «Степняк-2. Работы не проводили. Возвращаемся», — отчитался оперативному дежурному Большаков.
На профессиональном жаргоне «степняк» — это пострадавший, «горняк» — труп. Этимология у этих слов отсутствует: их ввели из тех же соображений, что и «операцию “Ы”» — чтоб никто из подслушивающих радиоэфир не догадался.
19.17, улица Гурьянова, дом 65 — пожар. Произнесенное вслух название улицы нагоняет тень на лица Дмитрия Большакова и Василия До. Здесь поздней ночью 8 сентября 1999 года в подвале дома № 19 прогремел взрыв, под обломками были заживо погребены 100 человек. Спасти удалось лишь пятерых. Василий и Дмитрий участвовали в спасательной операции.
Парковка у 1-го подъезда забита пожарными расчетами. Люди в касках раскатывают на асфальте рукава. Поднявшись по лестнице и отдышавшись, спасатели встречают пожарных, которые стоят в окружении выбежавших на шум жильцов. «Пожа-а-ар? У нас? Да что вы говорите?» — на лицах скорее недоумение, чем испуг. Дмитрий пресекает разговоры: «Вась, ты с Ромой. Сань, Ир, со мной».
Вереница дверей вдоль узких коридоров; внезапные повороты, тупики — не этаж жилого дома, а лабиринт Минотавра. На середине длинного коридора Василий До и Рома останавливаются возле пожарного щита. Василий грустно качает головой: «Вот же люди, смотри! А?» Пожарный щит наглухо заварен.
В своем доме на 12-м этаже Василий До, как только вселился, первым делом благоустроил щит и собственноручно проверил, есть ли в пожарном кране вода. Теперь он засыпает со спокойной совестью. И с уверенностью, что и в будущем останется… жильцом.
— Запах дыма! На второй лестничной площадке между 17-м и 18-м этажом! — трещит рация.
Миновав коридор, Василий и Роман попадают на общий балкон. Здесь они встречают двух пожарных, те молча стоят возле обугленного дивана, под которым растекается лужа, в луже — осколки водочной бутылки.
— Тут мужик спускался с 18-го. Говорит, здесь наркоманы собираются, они виноваты, — рассказывает один из пожарных.
Василий поднимается на один этаж — проверить, нет ли пострадавших от задымления.
— Товарищ пожарный, мы сейчас… только ключи не знаем у кого, — отвечает женский голос за дверью.
— Какие ключи?! — повышает голос Василий. — А если реальный пожар? Вы тоже будете искать ключи?! — Василий приставляет к замку «жужу» — тот же спрайдер, только работающий от аккумулятора. «Жжж» — аппарат хищно раздвигает клещи.
— Так, считаю до десяти! Не найдете ключей — ломаю дверь: раз, два, три... — Василий досчитывает. — Десять!
Он со скрежетом выламывает замок.
— Да что ж вы делаете?! Да ведь недавно только поменяли! Да от наркоманов же!.. — несется из распахнувшейся двери.
Василий молча слушает. Потом громко и отчетливо произносит:
— Да вы все трупы здесь уже! Вы это понимаете?! Трупы! Из-за замка вашего, б…ть!
С балкона 17-го этажа открывается чудесный вид: Москва-река в этом месте широкая, блестит в заходящем солнце, вдоль нее зеленеет аккуратная аллея, по ней едут велосипедисты, малолетний щебет доносится с ярко выкрашенных детских площадок…
— Если б каждый архитектор в начале своей карьеры поработал с полгода в пожарной охране, домов выше пяти этажей не было бы, — уже в машине делится мыслями с коллегами Василий.
Бытописание
Промежуток между заявками затянулся. Во дворе Василий До демонстрирует добровольцу-новичку Роману пневмоподушку для расширения щелей. Курсант Академии гражданской защиты МЧС России, будущий инженер по предупреждению и ликвидации ЧС часто кивает, но в глазах редко заметна уверенность.
— Хорошо, давай вспоминать, что такое давление.
— Давление… давление… — морщится Рома. — Это… это... на какую-то определенную… как бы…
— Правильно: единицу площади… приходится что?
— Объем!
— Не-е, ха-ха, не-ет! — смеется Василий. — Объем на площадь — это высота, ха-ха-ха. Что у вас за академия такая? Чему вас там учат? Мне говорили, там общая инженерная подготовка преподается.
— Там много чего говорят… — отводит взгляд будущий инженер по ликвидации ЧС.
Василий уже воспитал не одного добровольца. Полученные впечатления и опыт он изложил в статье под названием «Учебные заведения для спасателей и пожарных» и опубликовал ее в одном из ведомственных журналов. Первый абзац начинался так: «В настоящее время первоначальная подготовка спасателей и пожарных оставляет желать лучшего».
В течение нескольких месяцев после выхода статьи в свет Василий думал, что она осталась незамеченной. Но ошибался. Совершенно случайно номер попал в руки одному высокопоставленному чиновнику, и от увольнения автора спасло только заступничество начальника отряда Михаил Антоненко.
А еще Василий До любит учиться. Несколько дней назад он и Дмитрий Большаков вернулись из Германии — ездили «перенимать опыт западных коллег». Приглашение пришло от знакомого соотечественника, работающего в пожарной части города Эссена.
— У нас очень многое держится на энтузиазме, на душевном порыве, а на Западе отношение к работе построено на «дай денег», — Василий вспоминает, что за перелет и жилье-учебу им пришлось платить из собственного кармана.
Дмитрий Большаков сидит за столом оперативного дежурного. На мониторе компьютера открыта страничка одного из пожарно-спасательных форумов. Наиболее известные из них: 0-1.ru, rescuer.ru, fireman.ru. Все три ресурса принадлежат частным лицам, поэтому форумчане беззаботно пишут все, что думают. Здесь обмениваются опытом и обсуждают ЧС, поминают погибших сослуживцев и организуют сбор материальной помощи их семьям. Здесь в теме «О наболевшем» на fireman.ru можно перейти на ветки с красноречивыми заголовками: «Беспредел», «Пожарной охраны больше нет!», «Господи, куда катимся, Или я в шоке!!!». Ветка «Как послать начальника?» на rescuer.ru растянулась на 5 страниц. А если копнуть поглубже, наткнешься на невнятную дискуссию про «мертвые души» в отрядах или на прикрытую модератором ветку, начинающуюся так: «Кто расскажет, каким макаром можно устроиться на работу в ПСО? По деньгам не вопрос, договоримся».
— Я вообще считаю, что нынешние большие зарплаты во многом вредят спасательной службе. Из-за них к нам ринулось огромное количество совершенно ненужных людей, увеличилось число генеральских сынков, просиживающих комбинезоны, — уверен Дмитрий Большаков.
И все же самая обсуждаемая тема — «Женщина-спасатель». Душевный мужицкий треп на rescuer.ru продолжается 48 страниц, местами подогреваемый кокетливыми репликами виновниц комментариев.
Горняк-2
Час ночи. Александр, Ира и Дмитрий пьют кофе в оперативке, разговаривают. Вдруг все разом замолкают. Из хаотичной трескотни радиостанций натренированным слухом они вычленяют слова: «ДТП»… «Волгоградский проспект»… «есть пострадавшие».
— Волгоградка близко. Поехали! — командует Дмитрий.
Из нашей машины издали виден бесформенный ком одежды, лежащий рядом с разделительной полосой. За ним стоит машина, кружком толпятся люди. Под колесами хрустят осколки разбитого лобового стекла, пластмассовые части бампера. Ком обретает очертания. Это совсем молодая девушка: руки, спина, таз, ноги — как у брошенной тряпичной куклы. Ей уже никто не в силах помочь. Сидящий за рулем Василий До объезжает ее, не тормозя.
Останавливается возле раскуроченной «девятки» черного цвета. Спасатели подбегают к толпе. В центре, у ног опустивших головы людей, лежит тело молодого человека не старше 23 лет, голова запрокинута, правая нога размозжена, левая оторвана ниже колена. Рядом на коленях стоит крепкий парень с предельно собранным выражением лица и, уперев ладони в грудную клетку пострадавшего, как умеет делает резкие толчковые движения. Слышно прерывистое свистящее дыхание. Кто-то из толпы рассказывает, что видел этих парня и девушку, бегущих по разделительной полосе, взявшись за руки.
Большаков достает ларингоскоп, затем интубационную трубку, прикручивает к ней дыхательный аппарат.
— Ром! — подзывает добровольца Большаков. — Нажимаешь на гармошку на каждый третий счет. Понял? — Сам достает из укладки шприц и ампулу с адреналином. Спасатели не имеют права делать уколы. Но не всегда закон может оправдать бездействие.
В этот момент подъезжают две бригады «03» и почти одновременно милиция. Мелькают голубые халаты, врач «скорой» останавливается, разговаривая по рации. Дмитрий вопросительно смотрит на него, тот отрицательно качает головой. Ему уже ясно, что труп не один — трупов два. Осталось только объяснить это друзьям трупа.
— Эй! Что это он?!.. Почему не подошел?! — растерянно смотрит на Большакова крепкий парень.
Дмитрий встает на ноги, направляется к «скорой». Через минуту кивком головы дает Василию знак «все, заканчивай».
— Он даже не подошел!!! Он его кинул!!! Умирать кинул!!! У меня друг журналист, завтра об этом вся Москва будет знать!!! — накидывается на Большакова парень.
Мимо проходит Ира с трупным мешком в руках.
— Дим, как ты проинтуичил, что делать нужно? — спрашивает Василий Дмитрия уже в машине.
— Сразу было понятно: у парня шансов нет. Но, когда я подошел, его качали. И если бы я просто сказал: «Ребят, заканчивайте и расходитесь, тут без вариантов», это вряд ли оценили бы. Пришлось играть на публику. — Дмитрий берет рацию. — Работа закончена. Горняк-2. Возвращаемся на базу.
Всю дорогу едем молча.
— У нас водка есть? — спрашивает Дмитрий уже на подъезде.
Василий окидывает его напряженно-вопросительным взглядом.
— Укладка вся в крови, протереть надо.
— Найдем, — отвечает Василий.
, фото: Арсений Несходимов
(источник)
Комментариев нет:
Отправить комментарий